— Скажи, — спросил он весело, — то, что я нарушил события… это относится к тебе?
— Возможно, я потеряю работу, если ты это имеешь в виду.
— Я о другом.
— Тогда ты сам должен знать… Том, пожалуйста, уезжай из Нью-Йорка!
— Нет! И перестань паниковать.
— О боже! — она вздохнула. — Мы говорим на одном языке, но мои слова до тебя не доходят.
На секунду она задумалась.
— Представь, что у одного человека есть парусник.
— А ты сама ходила под парусом? — с интересом спросил он.
— Да, мне это нравится Том, послушай меня. Представь, что у человека есть парусник и он задумал отправиться на нем в плавание по океану..
— По морю жизни, — шутливо поправил ее Блейн.
— Не смешно, — сказала она ему серьезно. — Этот человек ничего не знает о парусниках. Ему кажется, что плавание проходит нормально, все идет хорошо, он не подозревает об опасности. Потом парусник осматриваешь ты и видишь, что в шпангоутах появились трещины, рудпост источен червями, гнездо мачты прогнило, паруса истлели, килевые болты проржавели.
— Откуда у тебя такие познания? — удивился Блейн.
— Я с детства хожу на яхтах. Ты выслушаешь меня наконец? Ты объясняешь этому человеку, что парусник никуда не годится, что первый же шквал отправит его на дно.
— Как-нибудь поплаваем с тобой вместе, — добродушно предложил Блейн.
— Но этот человек, — упорно продолжала Мэри, — ничего не знает о парусниках. Ему кажется, что судно абсолютно исправно. К тому же ты сам не знаешь, сколько выдержит посудина, может, неделю, может, больше. Я только вижу, что ты в плавание не годишься. Ты должен уехать отсюда! Она с надеждой посмотрела на него.
Блейн кивнул:
— Хорошая из тебя выйдет команда.
— Так ты не уедешь?
— Нет. Я не спал всю ночь и сейчас могу отправиться только в постель. Ты не хочешь присоединиться?
— Иди ты к черту!
— Ну, пожалуйста, дорогая, где же твое снисхождение к скитальцу из прошлого?
— Я ухожу, — сказала Мэри, — постели себе сам. И хорошенько подумай над моими словами.
— Конечно, — согласился Блейн, — но к чему волноваться, если за мной присматриваешь ты?
— Смит тоже за тобой присматривает, — напомнила она, быстро поцеловала его и вышла из комнаты.
Блейн позавтракал и лег спать. Проснулся он только к вечеру. Мэри еще не возвращалась. Он написал ей бодренькую записку с указанием адреса отеля.
В течение следующих нескольких дней он обошел большинство конструкторских бюро Нью-Йорка, занимавшихся проектированием яхт, но без успеха. Его старая фирма «Матисон и Петерс» уже давно не существовала, в других фирмах он был не нужен. Наконец в агентстве «Джекобсоновские яхты» главный конструктор, долго беседовавший с Блейном об исчезнувших типах яхт, сказал ему:
— Мы получили несколько заказов на корпуса в старинном стиле. Могу вам вот что предложить. Мы возьмем вас пока ассистентом. Вы сможете чертить классические корпуса, оплата на комиссионном проценте. Тем временем вы сможете подучиться в современных системах, так как ваши навыки, честно говоря, сильно устарели. Что вы на это скажете?
Должность ему предложили низкую, но, с другой стороны, это была постоянная работа с перспективами. Наконец, со временем он сможет получить достойное положение в мире 2110 года.
— Я согласен, — сказал Блейн, — спасибо.
В этот вечер, чтобы отпраздновать успех, он отправился в сенсорий и купил проигрыватель с несколькими записями. Он подумал, что теперь может позволить себе такую роскошь.
Сенсории были неотделимой частью 2110 года, как во времена Блейна радио и телевидение. Более сложные варианты сенсориев использовались в театральных спектаклях, а также для рекламы и пропаганды. Это была на настоящее время самая мощная форма распространения «грез наяву».
Но у них имелись и противники, порицавшие злокачественную тенденцию к полной пассивности зрителя. Их беспокоила легкость, с которой человек ассимилировал в себе содержание сенсозаписи. Читая книгу или просматривая телепрограммы, говорили противники сенсория, человек вынужден до определенной степени напрягаться, но сенсории лишь погружали вас в оболванивающую, до осязаемости реальную угрозу, оставляя после себя разрушающую сознание мысль, что грезы куда интереснее и желаннее реальности. Сенсории опасны!
Следующие поколения, гремели критики, будут не в состоянии думать, читать и осмысленно действовать!
Это был серьезный аргумент, но Блейн помнил об аналогичных дискуссиях о радио и телевидении. Сенсории, хорошо это или плохо, уже существовали. Блейн вошел в магазин, чтобы испытать их.
Осмотрев несколько моделей, он купил недорогой проигрыватель марки «Бендикс». Потом, по рекомендации продавца, выбрал три популярные записи и отправился в кабинку, чтобы проиграть их. Укрепив на лбу электроды, он включил первую сенсозапись.
Это был романтический пересказ исторической «Песни о Роланде», выполненный в низкоинтенсивной манере, без переноса личности, что позволяло воспроизвести масштабные сцены битв. Греза началась…
… Блейн оказался в проходе Ронсевалля в то жаркое роковое утро августа 778 года. Он стоял в арьергарде охраны Роланда, наблюдая, как основные силы армии Шарлемана медленно уходят в сторону родной земли — Франции. Усталые ветераны ссутулились в седлах с высокими задними луками, скрипела кожа, звенели шпоры и бронзовые стремена. С развалин Пампелоны ветер доносил едва ощутимую горечь дыма. Во рту стоял привкус начищенной маслом стали и сухой летней травы..