— Не в моем характере? У меня превосходные данные для экстраординарной логики.
— Экстра-ор-ди-нар-ное — какое красивое слово!
— Да, я придумал все это. Я думал. Я помню свои мысли, — настаивал Кармоди.
— Ну, как хочешь, — согласился Приз. — Я не представлял себе, что это так важно для тебя, не хотел обидеть. Скажи мне, а ты никогда не говоришь сам с собой, не смеешься и не плачешь беспричинно?
— Никогда. А ты не летаешь во сне и не воображаешь себя святым?
— Нет, конечно.
— Уверен?
— Вполне.
— Тогда разговор закончен, — объявил Кармоди, чувствуя себя почему-то победителем. — Но ты скажи мне еще…
— Что еще?
— О каком это недостатке Мелихрона ты упоминал, чтобы я не намекал на него?
— По-моему, он бросается в глаза. Подумай часок, может быть, до тебя дойдет.
— Да ну тебя к черту! Скажи толком!
— Так ведь он же хромой, — засмеялся Приз. — Это у него генетическое. Но он никогда не знал, что это недостаток. Он же бог и потому отвергает сравнительную науку. И все, кого он сотворил, были созданы по его образу и подобию непременно тоже хромыми. А с внешним миром Мелихрон почти не общался, и он поэтому уверен, что все хромые — нормальны, а все нехромые — существа с забавным изъяном. Всемогущ бог или нет — неважно. Первейшее в том, что он все мерит собой. Неумение сравнивать — основной порок богов. Учти — на случай, если сам надумаешь стать богом.
— Я? Богом?
— А почему бы и нет? — Профессия как профессия, только титул громкий. Быть богом не легко, конечно. Но не труднее, чем стать первоклассным поэтом или, скажем, инженером.
— По-моему, ты спятил. — Кармоди ощутил в себе религиозный трепет, который никак не вязался с его атеизмом.
— Ничуть. Просто я лучше знаю мир, чем ты. Но сейчас приготовься.
Кармоди обернулся и увидел три фигуры, пересекающие луг. За ними на почтительном расстоянии следовал десяток других…
— Тот, что в середке, — Модели, — сказал Приз.
— А у него тоже есть своя хромота?
— Если и есть недостатки, они малозаметны. С ним надо разговаривать иначе.
— Выглядит как человек, — заметил Кармоди.
— Верно. В этом краю Галактики такой облик в мода Поэтому ты можешь привлечь его внимание, даже вызвать симпатию своей человекообразностью.
— Само собой разумеется, — гордо сказал Кармоди.
— Все не так просто, как кажется, — возразил Приз. — У нас с Модели слишком разные натуры, я не всегда понимаю его, но кое о чем могу предупредить. Он — инженер, опытный и эрудированный. Всегда очень занят и поэтому рассеян, особенно, когда увлечен новыми испытаниями. И вот в рассеянности все, что ни попадается, он принимает за материал для своих конструкций. Мой приятель Дьюер Хардинг был как-то приглашен к нему в гости. Но Модели и не заметил, что это гость. И превратил бедного Дьюера в три поршня и коленчатый вал — совершенно без злого умысла. Дьюер теперь выставлен в Модслиевском музее истории двигателей.
— Ужас какой! — воскликнул Кармоди. — И ничем нельзя помочь?
— Никто не решается указывать Модели на его ошибки. Он терпеть не может признавать их, совершенно выходит из себя. Но тревожиться заранее не надо. Модели совсем не злой. Наоборот, он добросердечный малый. Любит, чтобы его хвалили, как все люди и боги, но ненавидит лесть. Так что говори с ним свободно и прямо. Если согласен — соглашайся, не согласен — возражай, только не упрямься, не впадай в критиканство. Короче, соблюдай умеренность, пока не дойдет до крайности.
Кармоди хотел было сказать, что такой совет не лучше, чем никакой, но возражать было некогда. Модели был уже совсем рядом — высокий, седоволосый, в джинсах и кожаной куртке. Он шагал напрямик, оживленно разговаривая с двумя спутниками, одетыми в комбинезоны.
— Добрый день, сэр, — отчетливо сказал Кармоди. Шагнул было вперед, но тут же ему пришлось отскочить в сторону. Увлеченное разговором трио чуть не сшибло его с ног.
— Скверное начало, — шепнул Приз.
— Заткнись! — прошипел Кармоди и поспешил за Модели.
— Значит, это она и есть, Орин? — спросил Модели.
— Да, сэр, — гордо ответил Орин, тот, что трусил слева. — Ну и как она выглядит, сэр?
Модели медленно обвел взглядом луга, горы, солнце, реку, лес. Его лицо было непроницаемым.
— А вы что думаете, Бруксайд?
— Ну, сэр, — запинаясь начал Бруксайд. — Ну да, я думаю, что мы с Орином сделали хорошую планету. Безусловно, хорошую, если учесть, что это наша первая самостоятельная планета.
— И вы с ним согласны, Орин?
— Конечно, сэр.
Модели нагнулся, сорвал травинку. Понюхал ее, отбросил. Пристально посмотрел на сияющее солнце и процедил сквозь зубы:
— Я поражен, воистину поражен… Но самым неприятным образом! Я поручил вам обоим построить мир для одного из моих клиентов, а вы преподнесли мне это! И вы всерьез считаете себя инженерами?
Помощники замерли, как мальчишки при виде розги.
— Ин-же-не-ры! — отчеканил Модели, вложив в это слово добрую тонну презрения. — «Творчески оригинальные, но практичные, умеющие построить планету когда и где угодно». Вам знакомы эти слова?
— Они из рекламной брошюры, сэр, — сказал Орин.
— Правильно, — кивнул Модели. — И вы считаете, что это вот — достойный пример творческой и практичной инженерии?
Оба молчали. Затем Бруксайд брякнул:
— Да, сэр, считаем. Мы внимательно изучили контракт. Заказ был на планету типа 34Вс4 с некоторыми изменениями. В точности это мы и выстроили. Конечно, это лишь уголок планеты. Но все же…